Где-то за пределами командного пункта остывает горячий летний день. Солнце идёт к закату. Но здесь — кондиционеры бесшумно нагнетают прохладу, матовые лампы дают ровный свет. Здесь нет смены дня и ночи, нет времён года. Только часы указывают время и дату.

  Родригес снова внимательно оглядывал мониторы. Наземные системы слежения дают картинки — густые леса, болота, бескрайние тундры, редколесья, пески, высокогорья. С кораблей на экраны выводятся море, реки, озёра, а с воздуха — и море, и суша. Днём работают телекамеры, а ночью здесь останутся зелёные пятна тепловизоров. Незнающий человек здесь ничего не разберёт. Описывающие круги лучи радаров. Экраны слежения за радиоисточниками. Слухачи. Сейсмические датчики. 

  — Тихо, — усмехнулся Джонсон, — Смены пошли на удивление спокойными. И мышь не проскочит. -

    — Не очень, — покачал головой Родригес.

   И верно — на дорогах красуются обгоревшие остовы грузовиков. Рядом со сверкающими нитками рельсов — сброшенные под откос вагоны. На береговых отмелях — корпуса кораблей. А в самых непролазных местах — обломки самолётов и вертолётов.

    — Надо бы минами всё прикрыть. А дороги — завалить, — задумчиво произнёс Родригес.

    — Небо минами не перекроешь, — заметил Джонсон. — А в степи, или в пустыне завал устраивать, или мины ставить — бесполезно. В море — тоже. -

    — Меньше дыр. -

    — Это не имеет значения. -

   Пискнул звук сигнализации. Загорелась красная лампа на пульте. В редколесье сработали сейсмические датчики. Появилась засветка на экране радара. Камера фиксирует с воздуха сначала длинный хвост пыли, а потом и тяжёлый грузовик. В степи видно отлично, издалека, хотя и путей — несметное множество. В лесу — наоборот.

    — Сейчас отрабатывает дрон, — скомандовал Джонсон, нажимая клавиши. Ракеты ложатся точно, встаёт столб дыма. Ещё один грузовик уничтожен. А сколько их было? Корабли, подводные лодки, железнодорожные составы, самолёты, вертолёты… Родригес зарубки на прикладе не делает. 

   До конца смены — ночь. Но пока — только вечер. Спокойные смены пошли, видите ли… Значит, жди каверзы. Пульт расцветает красными лампами. Сигнализация звенит, не переставая. Массовый самоубийственный штурм? Дороги клубятся от пыли, по воде — хвосты пенных следов. 

    — Ложные цели, Джонсон! -

    — А настоящие? -

    — Не разберёшь… -

   Лес дымных столбов над сушей, над морем. Огненные метеоры в небе. 

    — Не справимся… — констатирует Родригес.

    — Вижу, — огрызается Джонсон. — Но что они везут к нам? -

    — Книги. -

    — Что?? -

    — Не знал?! -

    — Нет… Нам говорили — смерть. -

    — Так и есть. Проклятие старика Гутенберга. -

    — Я бы проклял того, кто разработал письменность. И речь. -

    — Стоит научиться разговаривать, чтобы проклясть и само слово. -

    — Стоит ли проклинать Гутенберга, если и наши инструкции с учебниками — тоже книги? -

    — Книга книге — рознь. Разные книги бывают. -

    — Надо дело делать, а мы философствуем. -

    — А что больше делать? Ничего. Мы бессильны. Самое время пофилосфствовать. -

    — Это и есть то зло, что несли книги, и от чего мы так отчаянно отбивались. От философствования… -

    — Напротив, только оно и позволяло нам находить смысл в том, что мы делаем. -

    — А что теперь будет? -

    — То, что и было. Но не факт, что мы переживём… -

    — Н-да… Хотелось бы до старости дожить. Закрываем лавочку? -

    — Может, что лучше здесь спрятаться. -

    — Нет, смоемся потихоньку, сольёмся с толпой. -

    На командном пункте погас свет. Наступила ночь. Отключились кондиционеры, пуская жар внутрь. Закрылись глаза мониторов. Любое могущество имеет обыкновение заканчиваться.