— Прекрасная вещь! — рассмеялся профессор Шварцберг, поднимая бокал. — Сколько лет я бился над этой формулой… Прежде, чем она сдалась. -

   — И отныне её и будут называть формулой Шварцберга! — ухмыльнулся академик Стрельченко.

   — Ну, Анатолий Вилемович, что вы… -

   — Не скромничайте, Брячислав Григорьевич! Уж на что я, физик, не любил математиков, обитающих в воздушных замках своих построений, но вас-то я признаю учёным… -

   — А меня, видимо, никогда-с! — хихикнул член-корреспондент Маряхин.

   — Ну, с математикой ещё можно сладить, а вот с филологией… Не, Джон Дмитриевич, я решительно не понимаю, что там хотел сказать Гоголь в такой-то строчке, если его не спросить. -

   — Во-первых, Гоголя вы уже не спросите. Либо физикам машину времени запустить, либо экстрасенсам дух вызвать, так кто ж поверит… Во-вторых, автор может вам и не сказать. И вообще ни одной живой душе. Более того, о может и сам себе не признаться. -

   — Великолепная система доказательств! Это верно, потому что я так сказал. -

   — А ваша, Анатолий Вилемович, какая? -

   — Мы всё проверяем экспериментально. -

   — Скажите, что вы и бесконечность экспериментально проверили. -

   — Отрицать закон всемирного тяготения будете? -

   — Ну, это вообще житейское наблюдение. -

   — Выходит, мы мудрее всех. Сидим, да жизнь наблюдаем. -

   — Нет, это мы собираем мудрость из книг. -

   — Пользуетесь чужими плодами. А мы — своими. -

   — Разрешите… — осторожно прервал учёный спор робот, приехавший в аудиторию. — Циклотрон выдал положительную реакцию в камере. Частица получена. -

   — Молодец! Ступай, я сейчас приду… — засветился от радости Стрельченко. — Этак они и всех мэнээсов заменят. -

    — А что нам тогда делать? — в двери возник грустный лаборант с кафедры отечественной литературы.

    — Голубчик, сам посуди, — сложил пальцы перед грудью Шварцберг. — Робот не пьёт, с женщинами романов не крутит. И с мужчинами — тоже. -

   — Так и я! -

   — Зарплаты не получает, не ест, не пьёт. И всегда доволен. -

   — И я, между прочим, тоже. Только мне не нужен профилактический ремонт, и электричества я не потребляю. И ресурс, обратите внимание, побольше. Могу и до ста лет работать. -

   — О, это серьёзное преимущество! Этак, люди у нас скоро всех роботов выживут… — поднял бокал Стрельченко.

   — Зря вы, — заметил грустный лаборант напоследок. — Это роботы выживут вас. -

    — Ха! А они смогут выпить, сколько мы? Или анекдоты травить? В горы лазить? — назидательно пригрозил пальцем Маряхин.

   — Никогда-с! — усмехнулся Стрельченко. — Роботы не обладают гениальностью. Способностью открывать несуществующее. Они не способны оценить красоту великой симфонии формул и цифр. А какая красота… -

    Стрельченко на миг уставился в потолок.

   — Я вот и сам симфонию пишу. А Брячислав Григорьевич стихи крапает. А Джон Дмитриевич — каждый вечер латину отжигает. Засмотришься! Вот вы, Иван Иванович, какое хобби имеете? -

   — Никакого… — грустно ответил лаборант.

   — Плохо. Всё очень плохо. Что человек, что робот. Этак вам никогда академиком не стать. Даже профессором. -

   — Я не умею… -

   — Учитесь! Здесь вам никто не помощник. Кроме вас самих. Ладно, помчался я к своему циклотрону. Книги подождут, цифры подождут, а циклотрон ждать не будет. -

   Маряхин поглядел вслед физику, потом прошёлся вдоль аудитории и заложил лихой пируэт.

   — Мощно! — кивнул головой Шварцберг. — Математически точно. А сколько страсти! -