Семён Петрович Нифонтов аккуратно поправил бабочку, изучая себя в зеркале. Полезная такая штука — зеркало. Каков ты? Добр ли? Мерзавец… Смотри в глаза. Узнавай. Не только то, как ты будешь смотреться на людях. А что там, в душе? Даже если никто и не узнает. Поправить смокинг. Что за мысли такие? А правильно ли я поступаю? А как правильно? Не дури совесть! Её не задуришь, уж если она есть. Семён Петрович спустился в вестибюль.

  — Добрый вечер, Сёма! -

  Как бы тебе так сказать, что я не Сёма тебе? А поздно. В первую встречу так доверительно ворковал...

   — Добрый вечер. -

  Иван Анатольевич Колесниченко хитро ухмыльнулся.

  — Готов? -

  — Не очень. Опять ведь начнут спрашивать о творчестве. А я — что? Опять мантру повторять, что я не люблю открывать истинный смысл слов? И пусть читатель сам думает? Я себя давно чувствую, как партизан на допросе. Разве что пока не пытают… -

  — За это я вам и плачу. Легендарный писатель Максим Морянин должен иметь надлежащее визуальное воплощение. А воплощение — так вы и есть. -

   — Сколько я его ни читал — не пойму. Для меня нечто заумное. -

   — Бросьте! Вы же грамотный человек. Не сможете ответить на вопрос — ссылайтесь на тайну души, — Колесниченко взглянул на часы. — Пора! Гениальному романисту не к спеху на пресс-конференции опаздывать. -

   Нифонтов побрёл в зал, сгорбившись. В зал он войдёт широкой походкой, гордо подняв голову. Деньги творят чудеса! Колесниченко обернулся к дверям служебных помещений.

   — Прошка! Дорогой, выходи… -

   В дверях появился человек с синими волосами, проколотыми губами и носом, в мятой толстовке и затёртых джинсах, стоптанных кроссовках.

   — С какого чёрта я вам стал Прошкой? Это для панков я могу быть Прошкой, так для них я — Чёрный Скелет! А конкретно для вас — Прохор Саркисович Миртыгян. -

   — Полно вам обижаться! Я ведь не со зла… -

   — И опять этот клоун пошёл изображать Морянина? -

   — Боюсь, клоун из него не очень. А вот из вас… Ничего личного, я с исключительным уважением отношусь к этому артистическому жанру. Это очень серьёзный образ. Но ваш образ под Макисма Морянина, уж извини, никак не подходит. -

   — И что? Я ведь живой человек! -

   — Все мы живые люди. Но образ — это далеко не мы. Пообщайтесь лично с гениальным актёром, всё на свете проклянёте. Образ и человека путать не стоит. -

   — И до каких пор этот цирк будет продолжаться?? -

   — Ты хотел сказать — театр? Пока мир стоит. А в нашем случае — так ваш контракт подписан на пятьдесят лет. И плачу я вам только за вашу писанину. Хотя должен сознаться — это гениальная писанина. Мой нюх меня ещё не подводил. А если тебе, голубчик, это надоест, или Нифонтову — то Морянин просто умрёт. И оставит после себя рукописи, что можно будет с завидным постоянством публиковать. И Нифонтов вздохнёт с облегчением, и тебе не обидно. -

   Миртыгян плюнул на пол, и ушёл на улицу, пнув дверь ногой.

   — Деньги делают чудеса! — свистнул под нос Колесниченко. — А вместе с бедностью — чудеса вдвойне. -

   Двери открылись, в вестибюль зашёл человек в сером костюме.

   — А, Мухамедович пришёл! -

   — Анатольевич, здравствуй! — и мир расцвёл объятиями и поцелуями.

   — Как твои, родной? -

   — Скоро заканчивают, — усмехнулся Колесниченко. — А твои — здесь же? -

   — Да. Художники — по моей части. -

   — Неужто Платон Уральский?! -

   — Он самый, — и Руслан Мухаммедович Асланбеков важно заулыбался.

   — С тобой? -

   — Погоди! Неужели вот этот мужик в заляпанном краской балахоне, измятых брюках, разных башмаках и шапке набекрень? А бородка-то!.. -

   — Да. -

   — Этому предстоит на пресс-конференции с умным и диковатым видом нести чушь. Всё равно никто не поймёт. И бородка у него — приклеена. А вот тот солидный мужик в костюме — это и есть художник. Но кто ж поверит, что такой может вообще картины писать?!? Не говоря о гениальных?.. -

   — Да, прекрасно! Отличная задумка. -

   И снова в вестибюле два человека смотрят друг на друга с неприязнью. А на подконнике у окна толкуют о чём-то двое совсем неприметных.