Лечила смерть от злых болячек жизни,
На пациентов смотрит с укоризной:
Вот смелость — неприятнейший недуг!
Что убивает на корню испуг...
А этот — честью где-то заразился,
Есть осложненье — совести напился,
И внутривенно вкалывал мечту;
Попробуй, полечи ту срамоту!..
Не пугайся проклятий. Немного даёт злая воля.
Не пугайся и лести — в те бредни поверим мы что ли?
Пусть враги убивают, и пусть предают нас друзья -
Это жизнь, так бывает, и в ней по-другому нельзя.
Равнодушья не стоит страшиться — и это видали.
И в горниле у опыта мы — жаропрочнее стали.
И себя нам не стоит бояться, крушения в прах.
Берегись того дня, как исчезнет последний наш страх.
Ты — такими же невзгодами испытанная;
Расстоянием, что не пройти пешком;
И молчанием, и взглядами тайком;
Грозной тайной, что вовек не будет выданная...
Грозным временем — мы оба уж седеющие;
Не таили преступленье от других,
Не покинули наш яркий мир живых;
Просто страсть гасили, ярко пламенеющую.
Что нам душа, если тело почти умирающее?
Что нам до крова, когда загорелась земля?
Щедрые росы, да всё уничтожила тля,
Сильно весной уродилось, да лето сжигающее...
К финишу — первым, да вот результат аннулировали;
Было наследство — да всё оплатило налог;
И незакочен роман, хоть прекрасен пролог;
Громко смеёмся в начале; да после — завидовали.
Мы жили спокойно, владели своими желаниями,
На землю спустили полёт неприступной мечты,
И сердце не бьётся быстрей от любой красоты,
Но то, что вполне достижимо, — добудем стараниями.
А наши соседи, в мечтах без конца погрязающие,
Уже на планеты другие спокойно летят,
Любые фантазии в жизнь без проблем воплотят...
И мы воплотили. Ведь мы — ни о чём не мечтающие.
Побеждаемы часто то временем, то расстояниями;
Наш девиз в этой жизни — один неизбежный цейтнот;
Объявляли часам голодовку, и вечный бойкот...
А потом оглашали окрестность своими рыданиями.
Что творили хорошего — стёрто и в пыль неизбежностями,
Что творили плохого, так то проживёт и века;
Мы порвали ту нить, что была бесконечно тонка,
Нафталином пропахла вся жизнь вместо утренней свежести.
Скрепим свой узел походный простыми завязками,
Скрепим и сердце, чтоб слёзы не пали из глаз,
Хоть для слезы наша воля — и то не указ...
Мир продолжает играть всеми яркими красками.
Птицы поют над могилой, и над пепелищами,
Звезды и в траур прекрасно на небе горят,
Пусть наполнялся и болью, и горем наш взгляд -
Небо одно над бандитами, мёртвыми, нищими...
Вдруг ожили, и пошли, часы настенные,
С тихим тиканьем, позвякиваньем гирь...
Всё равно, что за окном давно пустырь,
Да и дом давно хозяевами преданный;
Пыль вокруг; буханка хлеба плесневалая
Даже мышь не ждёт на ссохшемся столе.
Не очаг, а просто уголья в золе;
Но часов звучит по дому песня гневная.
Заметает пурга, засыпает деревья июльские;
В январе будет солнце горячую землю сушить,
По весне будут тихо дожди над землёй моросить,
И все птицы над нами кружат переменными курсами...
То ли вспять реки наши текут, побеждённые клятвами;
То ли рухнул на землю без грохота весь небосвод...
Изменилось теченье времён. Что же нас ещё ждёт?
Но пока что мы живы, и вроде — несильно помятые.
Старый и ржавый корвет в нашу гавань заходит -
Встали на миг стрелки у наших часов.
В прошлое кто-то тихонько открыл засов,
Дверь распахнулась; мы стали счастливее. Вроде...
Снова наивны, чисты, и живём мечтами,
Нету средь нас бюрократов, и пьяниц лихих;
Но не избавит наивность от замыслов злых -
Больше того, не избавит и от печали.
