Удивляется гений таланту, не познавшему сути;

  А талант свой принцип пытался дураку пояснить;

  Задрожали и треснули чаши на весах у судей,

  Улетели гири в навек потемневший зенит...

  Золотые слова — но их толпа не понимает,

  Как святыню несёт, повторяя заученный текст;

  И дошли горячие споры до возможного края -

  Слишком разные законы, не по нам неподъёмный их крест.

  Бесит меня в кипяток Капитан Очевидность...

  Тысячу раз объяснит, что младенец поймёт,

  Было и горько, и было когда-то обидно,

  После бывало смешно, как пингвина полёт.

  С ним проклинаю, его матерю без пощады,

  Хоть и давал, и держал очень твёрдо зарок,

  Вечною карой моей; и шептал я — Не надо! -

  А Капитан повторяет сто первый урок.

  И я отдохнул бы, пожалуй, от крови и пота,

  От дикой усталости, очень короткого сна;

  И руки, и ноги в мозолях — кому ж так охота? -

  В мороз, и в жару, и когда наступила весна.

  И впроголодь есть, на земле под рогожей ютиться,

  Ведь можно отречься, и просто вернуться домой...

  Но кто ж, коль не я? Лучше замертво здесь повалиться,

  Чем долго прожить, схоронившись за чьей-то спиной.

  И пускай пролетают года, словно вольные птицы,

  Словно пули, несущие гибель, горячую смерть;

  Словно летние грозы, страшащие дальней зарницей,

  Как метели январские — скрывшая всё круговерть...

  Пролетайте, года! Поскорее, прошу, пролетайте!

  Я устал дожидаться — и сам уж не знаю чего.

  Комаром застываю в текучей, твердеющей смальте,

  А в табличном хвосте красной пастой горит — «Итого».

   Утро и вечер тихо сверкают над нами,

   Но никогда не равняй их с добром и злом;

   То, что менялось с течением суток за окнами -

   Не подлежит морали, ни сладко, ни кисло;

   Свет, или тьма? О, нет, это образ — не больше...

   Зло и добро никогда не носили цвета;

   Лишь оправдания ищем, припрятав ножи;

   Образ красивый, что тьмы не бывает без света.

  Разорвать пытались ночами тяжкие цепи,

  Чтобы днём с таким же стараньем себя заковать,

  Проклинаем того, кто нас навеки сцепил,

  А потом споём свои гимны славным оковам.

  В нашей жизни грозной ничто не бывает надолго -

  Мы придумаем тюрьмы, придумаем жизнь без тюрьмы;

  То ли вечный долг, а то ли и нет долгов,

  То ли плохо всё, а вроде б не так уж и дурно.

  И каждому дали голос на площади главной,

  И в шуме отчаянном каждый теперь потонул;

  И вроде бы мысли и чувства выскажем славны-

  е, только катился по площади мерный гул.

  И нет капитана — все мы теперь капитаны,

  Но нету отныне матросов, как не ищи...

  Корабль описывал линии в море странны-

  е, рубка закрыта — не можем сыскать ключи.

  Тёмная ночь, отгоревшие угли остыли;

  Утро придёт, но вчерашний воскреснет ли день?

  Снова ли ветер тугой под подбитыми крылья-

  ми оторвёт от земли, оставляя ей тень?

  Солнечый день, и бегущая тень по полянам...

  Впрочем, пока что темно, да и крылья болят.

  Щедро богаты и самыми смелыми плана-

  ми, что навек неисполним, сыскав путь назад.

  Запутался, запутался без цели,

  Так манят тяжелейшие пути,

  И как же мало в жизни нам отмеря-

  но — век, и он секундой пролетит...

  Так хочется пройти по всем дорогам,

  Испить до дна из всех на свете чаш,

  И все мою лихую душу трога-

  ли. Я стою, как на пороге страж.

  Мне понравилось здесь, климат мягок, да яркое солнце,

  А века и секунды почти незаметно текут;

  Мой маршрут по прямой постепенно становится кольце-

  вым, и пыльной тропинке теперь предпочту я уют...

  Забываю о снеге, о долгих, трескучих морозах,

  О горячих песках, и о горном удушье — почти...

  Но рассвет, что встаёт незаметно над бухтою розо-

  вой, разбудит внезапную жажду о тяжком пути.